Она держит на руках мое хилое тело, а я наблюдаю за тем, как резко двигается ее нижняя челюсть и подрагивают скулы. Смотрю, как губы, выкрашенные в темно-алый цвет, с мелкими комочками воска, шевелятся на ее лице, словно насосавшиеся крови пиявки. От ее огромного жестокого тела исходит тепло, окутывающее меня. Моя кожа жадно впитывает его. Я засовываю себе в рот пальцы, засовываю настолько глубоко, насколько возможно, затем обнюхиваю их, следя за ее взглядом. Ее глаза хаотично шарят по пустому пространству улицы. Я провожу языком по своим ладоням, оставляя на них неровные блестящие следы от слюны. Если бы у меня был голос, я попросил бы о помощи. Я хочу назад, в ее хрупкую утробу, где чувствовал себя жуком-короедом. И из которой я выгрызал ее очерствевшую душу. Она поднимает меня за правую руку. Я слышу, как трещат натянутые сухожилия. Она прячет меня в полиэтилен и опускает на остывающую землю. Холод атакует меня, и я сжимаюсь внутри черной пленки, внутри своего нового дома. Я надеюсь, что она убьет меня, переломит мне кости тяжелым ударом кирпича или задушит обрывком провода. Я жду, но ничего не происходит, лишь ветер осторожно касается моей мягкой оболочки. Бродячая собака обнюхивает меня, вонзает клыки в мою замерзшую плоть, и моя кровь ленивыми струйками течет в ее горячую смердящую глотку. Я ни разу не вскрикиваю, пока она тащит меня во тьму бесконечных переулков, прямиком к следующей жизни.