[Бодхисаттва]
[Я хотел бы быть женщиной. Молоденькой блондинкой с милой мордашкой и грудью третьего размера. Загорелой. С колечком в пупке. Улыбающейся белоснежной улыбкой. И мертвой. С тремя десятками таблеток снотворного в желудке. И изнасилованной средних лет некрофилом, работающим санитаром в морге.]
Когда я был ребенком, я искал в газетах статьи о серийных убийцах. Меня не интересовали насильники или безумцы, расправлявшиеся с другими при помощи огнестрельного оружия (они слишком скучны и поэтому быстро надоедают, они до жути однообразны). Мне нужны были те, кто умел убивать со вкусом, те, чьими жертвами были исключительно дети и/или подростки. Ребенок, читающий об убийстве другого ребенка. Смакующий отдельные эпизоды этих бесчисленных кровавых хроник об исчезновениях, похищениях, пытках, жестоких расправах и надругательствах. Это могло бы напугать, могло бы вскормить паранойю. «Не разговаривай с незнакомцами». «Не заходи в лифт с незнакомцами». «Не поворачивайся к незнакомцам спиной». Любой чужой человек мог бы стать потенциальным маньяком, ненавидящим свою мать. Любое обращение к тебе могло бы расцениваться как первый шаг к тому, чтобы задушить тебя или нанести десять ножевых ранений в область груди. Этого не произошло. Я до сих пор помню абзацы некоторых статей. В основном описывающие то, что я был способен ярко представить. Отрезанная голова девятилетнего мальчика, найденная в придорожной канаве. Тело ребенка (я не помню пол), почти насквозь пронзенное лыжной палкой… Я не знаю, что меня интересовало больше: портрет самого убийцы, причины преступления или методы умерщвления. Наверное, сейчас я ответил бы: «Психология». И солгал.
Когда я был ребенком, я искал в газетах статьи о серийных убийцах. Меня не интересовали насильники или безумцы, расправлявшиеся с другими при помощи огнестрельного оружия (они слишком скучны и поэтому быстро надоедают, они до жути однообразны). Мне нужны были те, кто умел убивать со вкусом, те, чьими жертвами были исключительно дети и/или подростки. Ребенок, читающий об убийстве другого ребенка. Смакующий отдельные эпизоды этих бесчисленных кровавых хроник об исчезновениях, похищениях, пытках, жестоких расправах и надругательствах. Это могло бы напугать, могло бы вскормить паранойю. «Не разговаривай с незнакомцами». «Не заходи в лифт с незнакомцами». «Не поворачивайся к незнакомцам спиной». Любой чужой человек мог бы стать потенциальным маньяком, ненавидящим свою мать. Любое обращение к тебе могло бы расцениваться как первый шаг к тому, чтобы задушить тебя или нанести десять ножевых ранений в область груди. Этого не произошло. Я до сих пор помню абзацы некоторых статей. В основном описывающие то, что я был способен ярко представить. Отрезанная голова девятилетнего мальчика, найденная в придорожной канаве. Тело ребенка (я не помню пол), почти насквозь пронзенное лыжной палкой… Я не знаю, что меня интересовало больше: портрет самого убийцы, причины преступления или методы умерщвления. Наверное, сейчас я ответил бы: «Психология». И солгал.
[Возможно, вы поднимаетесь со мной в одном лифте.]